Вот в этот момент и проявились все лучшие качества друзей – они поддержали меня.
Именно поэтому история с исключением меня из рядов КПСС и была вторым негативным моментом из прошлой жизни, который я хотел сохранить (и сохранил).
Потому что чаще всего именно такие жизненные коллизии позволяют нам определяться с врагами, друзьями и нашими любимыми.
Что и случилось со мной – мои друзья оказались настоящими друзьями и поддержали меня! И – ребята из милиции, и университетские друзья, ну, а о Юльке, думаю, говорить излишне…
Как поддержали нас с Варей и несколько раньше. Но об этом нужно будет рассказать подробно. Эта и есть та история с Варюшей, о которой я чуть раньше уже упоминал.
Году в 1971-м Варя забеременела, была на втором месяце и вот во время зимней сессии 1982 года случилась у нас беда.
Однажды она позвонила мне днем на работу и каким-то мертвенным голосом попросила срочно приехать домой. Я попросил у ребят машину угрозыска и уже через пятнадцать минут был рядом с ней.
Я застал Варьку всю в слезах. Поскольку она никогда не приносила домой «негатив» – какие-то известия, которые были способны расстроить меня, я сразу же подумал – что-то с ребенком!
– Пока – ничего, – сказала Варя. Она должна была сдавать сегодня экзамен по паразитологии, и коль с ребенком все в порядке, я сразу же отнес ее волнение на это.
– Что-то с экзаменом? – спросил я, и услышал в ответ следующее.
Когда она вошла в аудиторию, как всегда, в числе «первой пятерки», преподаватель доцент Григорий Моисеевич Ваал сказал ей:
– Монасюк, выйдете! Зайдете последней!
Это была его ошибка, сказать именно это и именно т а к: по этой причине все согруппники Вари, выходя после сдачи экзамена, по домам не расходились, а ждали возле аудитории, чтобы узнать, а зачем это «Гриня» оставляет всеобщую любимицу и отличницу «напоследок».
Варька все это вытерпела (расспросы девчонок), а когда вошла в пустую аудиторию, получила недвусмысленное предложение от доцента Ваала.
Варька была ведь и в юности боевой девой, и тут не растерялась – напомнила преподавателю, что она замужем, и сказала о беременности.
На что тот заметил, что тем пикантнее будут проходить их интимные встречи.
Варвара после этого встала и пошла к выходу. И услышала вслед:
– А без этого вам мой предмет никогда не сдать!
Девчонки, которые встретили Варю у двери аудитории, встревожено молчали. А Варька залилась слезами и поехала домой.
Я тут же успокоил Варюху и сказал, чтобы она пригласила к нам домой на вечер тех девочек, у кого дома есть телефон и кто непристойное предложение доцента слышал своими ушами.
А сам поехал в мединститут и уже через час был в кабинете ректора института профессора Иосифа Семеновича Вартагана.
– Этого не может быть! – заявил мне профессор. – Ваша жена что-то не поняла. Завтра же пусть приходит в аудиторию… – он нажал кнопку и спросил заглянувшую в кабинет секретаршу: – Где у нас завтра принимают паразитологию?
Голова исчезла, потом появилась снова и сказала:
– Завтра – в аудитории 412.
– Ну, вот, – сказал мне профессор Вартаган. – Пусть завтра приходит и спокойно сдает предмет. А я прослежу, чтобы все было в порядке!
На следующий день я на всякий случай поехал в институт вместе с Варей. И когда она заглянула в аудиторию, то отпрянула с белым лицом.
– Это он! – сказала она.
Я понял, кто такой этот «он». Понял, что со мной вчера разговаривали здесь, как с мальчишкой. Осознал, что это – ученая мафия, считающая себя абсолютно безнаказанной. Что бороться с ними нужно не «с наскока».
– Варя! – сказал я. – Зайди сейчас в аудиторию и спроси, можешь ли ты сдать сейчас экзамен. Я хочу послушать, что он тебе ответит.
«Он» ответил следующее:
– Монасюк? Вы можете сдавать экзамен. Если, конечно, решили дать мне положительный ответ на то, что я вам предложил вчера. А иначе…
Этого мне было достаточно. С учетом задокументированных «объяснений», которые я взял вчера вечером у четырех девочек-студенток у нас дома. В которых все четверо убедительно говорили о факте принуждения доцентом Ваалом моей жены к сожительству…
Вместе с Варей мы направились напрямик дворами с проспекта Ленина, где находился мединститут, на проспект Социалистический, в Университет к Варшавнину.
Бориса в то время как раз назначили секретарем теперь уже партийного комитета Университета.
Он накоротке послушал Варю и сразу же отправил ее за дверь. Потом, узнав подробности от меня, побледнел, сказал: «Совсем ох… ели, сволочи!» и принялся названивать по телефону. Разговаривал он маловразумительно и долго, но в конце концов сказал мне:
– Вот что мы сделаем…
А когда я уходил, он по обыкновению спросил:
– Как там Чудновская?
– Так она же работает на кафедре филологии здесь, в Университете?
– Да не вижу я ее! А у вас ведь она постоянно болтается…
– Откуда ты знаешь?
– Говорят…
– Да нормально, – сказал я. – Привет ей передать?
– Иди ты!
Крепко все-таки т о г д а наша Юлька зацепила Бориса за сердце…
Через день (Варя за это время успешно сдала на «отлично» «научный коммунизм» – предмет несложный, но Варюхе по духу абсолютно чуждый, поскольку имел к психиатрии отношение лишь косвенное – по содержанию очень напоминал бредни «больного на голову» человека), я уже сидел в краевом комитете партии перед инструктором, курирующим высшие учебные заведения края.
– Вот, – сказал я, – мое заявление, с приложенным нотариально заверенным заявлением моей жены…
– А почему она не пришла сама?
– Она – беременна. Мы ждем ребенка.
– Он что же, этот Ваал, к беременной женщине пристает?
– Пристает… В общем, вот, Арнольд Агеевич, наши заявления, копии я передал в приемную первому секретарю крайкома, и вот еще что. Я жену люблю, в обиду ее не дам. И она из принципа закончит именно наш мединститут, потом поступит если захочет в аспирантуру, а я прослежу, чтобы господин Вартаган не посмел ей помешать…
– Товарищ Вартаган, – поправил меня Арнольд Агеевич, но и возразил:
– Именно господин! Ведет он себя, не как товарищ, а как господин Вартаган! Так вот, у меня ей возможность связаться напрямую с нашим замминистра генерал-лейтенантом Чурбановым…
Чурбанов был зятем Генсекретаря ЦК КПСС Брежнева, одной из влиятельнейших политических фигур нашей страны того времени.
Я только начал работать в Железнодорожном РОВД, и в Алтайский край приехала комиссия, в составе которой был капитан Гуркин – сослуживец бывшего капитана Чурбанова и его близкий друг. Когда Чурбанов женился на Галине Брежневой, он быстро пошел наверх и став замминистра, друга не забыл – перевел в министерство. И вот Гуркин как раз сразу после перевода поехал в свою первую командировку с проверкой, и чувствовал себя поэтому несколько стеснительно среди «министерских», и по этой причине мы с ним сошлись – я тоже только начал работать, тоже чувствовал себя стесненно, и когда мы разговорились, то быстро почувствовали симпатию друг к другу и потом я два дня водил его по городу, знакомил с Барнаулом, и он даже был у меня дома, причем ему очень понравилась Варвара…
Уезжая, он оставил мне рабочий и домашний телефоны и велел обязательно по приезде в Москву ехать прямо к нему, у него останавливаться, а если «будут проблемы» – он готов любую решить через генерала Чурбанова…
Когда я коротко пояснил, как и почему могу связаться с Чурбановым, Арнольд Агеевич изменился в лице. И попросив меня подождать, вышел из кабинета.
Я знал, что его не будет долго. Сейчас он сидит у завотдела крайкома по науке и учебным заведениям, потом они пойдут к секретарю крайкома. Я не сомневался, что будет немедленно вызван в крайком профессор Вартаган, и…
И я нахально придвинул к себе телефон, позвонил Варшавнину и сказал ему: «Все в порядке!», а потом достал из кармана свежую газету «Комсомольская правда» и принялся читать.
Вернувшийся в кабинет через полтора часа Арнольд Агеевич сел на свое место, и сказал:
– А вы знаете, ведь доцент Ваал вчера пришел в деканат с подбитым глазом, подал заявление на увольнение и настоял, чтобы его рассчитали срочно! Сегодня он уже получил расчет и трудовую книжку! Анатолий Васильевич, это не вы его…
– Зачем? – сказал я, пряча в карман газету. – Перед тем, как идти в краевой комитет партии? Я же не идиот!
– Кстати, в приемной первого секретаря я забрал ваше заявление, ну, зачем теперь мы будем беспокоить товарища Осипова? Так вот, мне сказали, что в приемную крайкома звонили по вашему вопросу несколько раз, и очень ответственные товарищи! А из Москвы звонил из Министерства тяжелого машиностроения сам замминистра товарищ Чудновский! Ну, зачем такой шум? Я и сам сразу же, как прочитал ваши с супругой заявления, решил – в мединституте мы будем говорить серьезно и жестко о нравственном облике советского преподавателя! Это – не шутка! Склонять к сожительству беременную студентку, угрожая «двойкой» на экзамене – это вообще уже из ряда вон!